У неё есть сердце.
Только не рассказывай никому.
Да и сам забудь.
Желательно – побыстрей.Даже если мир покачнётся, вывернется и рухнет,
накроется медным коллайдером, станет ужином чёрных дыр, –
эта девочка будет часами сидеть у тебя на кухне,
наливать тебе чай и вдыхать сигаретный дым.
Она презирает стиль: у неё мундштук и спортивный свитер,
у неё мужчин – как струн на обеих твоих гитарах
(если не считать безладовый бас).
Она – твой любимый зритель.
Твой нелепый, странный, сомнительный, но подарок.
Вроде чёртика в табакерке.
Она остра на язык,
она мелет с тобой околесицу без совести и стыда.
Но когда ты откроешь ей дверь, в дом ворвётся запах грозы
(говорит небрежно – "может, зайду", – и приходит всегда, всегда).
Сколько лет, сколько бед, – между вами не рвётся нить,
часовые стрелки постукивают в ритме сальсы.
Даже в одной кровати вы будете только смеяться и говорить.
Делай с ней, что хочешь, –
только не прикасайся.
Ей ещё идти в этом лёгком плаще в сырую осеннюю тьму,
унося с собой всё, что теперь, с этой ночи, пребудет с ней.
У неё есть сердце.
Только не рассказывай никому.
Да и сам забудь.
Желательно – побыстрей.
Только не рассказывай никому.
Да и сам забудь.
Желательно – побыстрей.Даже если мир покачнётся, вывернется и рухнет,
накроется медным коллайдером, станет ужином чёрных дыр, –
эта девочка будет часами сидеть у тебя на кухне,
наливать тебе чай и вдыхать сигаретный дым.
Она презирает стиль: у неё мундштук и спортивный свитер,
у неё мужчин – как струн на обеих твоих гитарах
(если не считать безладовый бас).
Она – твой любимый зритель.
Твой нелепый, странный, сомнительный, но подарок.
Вроде чёртика в табакерке.
Она остра на язык,
она мелет с тобой околесицу без совести и стыда.
Но когда ты откроешь ей дверь, в дом ворвётся запах грозы
(говорит небрежно – "может, зайду", – и приходит всегда, всегда).
Сколько лет, сколько бед, – между вами не рвётся нить,
часовые стрелки постукивают в ритме сальсы.
Даже в одной кровати вы будете только смеяться и говорить.
Делай с ней, что хочешь, –
только не прикасайся.
Ей ещё идти в этом лёгком плаще в сырую осеннюю тьму,
унося с собой всё, что теперь, с этой ночи, пребудет с ней.
У неё есть сердце.
Только не рассказывай никому.
Да и сам забудь.
Желательно – побыстрей.